Оффтоп: Перечный, правда извини за задержку столь длительную, постараюсь более не повторяться.
Оффтоп 2: Дайсы - успех

Главная поляна ------>
Когда-то Лотос мечтал, чтобы его не замечали. Тогда он бы мог тихо наслаждаться окружающим миром, свободный от чужих ожиданий и надежд, мечтать о совершенстве, столь недосягаемом и далеком, не натыкаться на осуждающие взгляды повсюду, все из-за собственных взглядов. Но, к сожалению, порой жизнь поворачивается к нам другим боком, хотя, если посмотреть, то в той стороне жизни тоже есть свои прелести, от которых отказываться было бы как минимум неразумно. Не сказать, чтобы серый глашатай гордился своим статусом, но и не сказать, чтобы сильно тяготился - он выше по статусу, да, но в данный момент не столь значимый фактор, как увеличение количества обязанностей. Увеличение количества обязанностей - больше работы, больше работы - больше морального удовлетворения проделанным, а проделывает он каждый раз довольно много. По крайней мере больше, чем в бытность воином.
Но все же, житейское перфекционисту все же не сильно чуждо, посему и кот решил скрасить свой досуг доброй охотой. Все равно лишняя помощь в добыче пропитания никогда не будет лишней, даже в одиночку. Да и просто развеять разум не помешало бы - слишком многое накапливается в последнее время.
В это время года на тропе к временному лагерю Двуногих достаточно спокойно, что не могло не радовать. Уродливые лысые создания каждый раз создавали столь много шума, что на ближайшие лисьи прыжки дичь словно исчезала. Что иронично - обычно в Зеленые Листья все зверьки и птички возвращались и наполняли кучу до краев впоследствии. Потому Сумрачным часто приходилось тяжело. Но от того они становились только сильнее и выносливее, а потому искуснее в бою и планировании. Думая о своем, Лотос вскоре приметил для себя запах добычи. Беспечный снегирь чирикал неподалеку, чистил перья, находясь на земле, и не подозревал, что вскоре окажется в лапах короткохвостого глашатая, которому удалось бесшумным укусом оборвать жизненную линию беспомощного существа. Серый кот хмыкнул. Для начала совершенно неплохо. Припорошив птичку сверху снегом, Разноглазый продолжил свой обход местности.
Блуждал он достаточное количество времени, но более никого интересного не попадалось. Когда Лотос уже подумывал о том, чтобы вернуться к снегирю и отнести его домой, в ноздри ударил... вражеский запах. В глубине территорий!
"Тут два варианта - либо это посол, что маловероятно, либо вторжение. В любом случае надо посмотреть - не хватало еще ложной тревоги посередь бела дня," - смекнул про себя серый глашатай, прежде чем устремиться к источнику запаха. Ну а когда же он был найден, то короткохвостый не удержался, чтобы не закатить глаза, притом так, чтобы зрачки перевернулись сзади и вернулись на место. А все потому, что врагом оказался один из грозовых старейшин, если Лотоса не подводит память, то это Перечный - несколько раз пересекались на Советах, но напрямую не говорили ни разу. Что же ему потребовалось на чужой территории, причем обходя свежие метки. Видно, старик совсем нюх потерял с возрастом, и с одной стороны - ну, с кем не бывает, старшим свойственно терять хватку, но с другой стороны - он чужак, Воинский Закон твердит, чтобы таких изгоняли на свою территорию. Нападать на старого было нецелесообразно, тем более, что силы не равны. Потому выпроводить стоило без лишнего шума.
Прищурив взор строгих разных глаз, Лотос, вышел к коту, показывая себя, затем смерив того изучающим взглядом, при этом хвост раздраженно ходил из стороны в сторону.
- Я, конечно, стесняюсь спросить, - саркастично начал он, слегка повысив тембр голоса, но затем вернулся к обычному - но что, во имя вышних сил, кот из вражеского племени делает в глубине территорий Сумрачного Племени? Причем игнорируя свежие метки? Есть что сказать в свое оправдание, прежде чем мне придется сопроводить тебя на свою территорию? - серый глашатай прищурился. Странно все это.

Отредактировано Лотос (Среда, 6 марта, 2019г. 22:40:08)

Подпись автора

Перечный, завидев Лотоса, состроил самую недовольную в лесу гримасу (чему серый глашатай ни коим образом не удивился), явно ожидая со стороны более молодого кота нападения. Но какой в том был смысл, в конце концов? Старейшины, равно как и котята, обычно в беде не оставляются, даже вражеские, а уж калечить или ранить их уж тем более возбранялось бы Воинским Законом и предводителями потерпевших племен. Да и право - разница возраста и сил большая, бой изначально был бы нечестным, а нечестные бои короткохвостый никогда не вел, даже на войне. Хотя, как говорится, на войне и в любви все средства хороши, у разноглазого кота был свой круг разумных пределов в этом плане.
Несомненно, возможно, будучи моложе, престарелый собеседник мог бы составить конкуренцию, но в нынешней ситуации все не так.
Несколько раз Лотос слышал о Перечном, о его нравах, идеалах, но лишь вскользь, покуда жизнью других племен сумрачный глашатай не особо-то интересовался. Но он знал, что этот кот падок на споры и дискуссии, но обладает остроумием. Вероятно, в прочих условиях короткохвостый был бы более заинтересован в его личности, но долг велит выпроводить чужака - он выпроводит, доложит, кому то надо, в частности, Мерцающей Звезде в обязательном порядке, и, возможно, даже самому Тенезвёзду, если старый внезапно забыл, в какой стороне от границы с Сумрачными находится его собственный лагерь. Пересекаться лишний раз с соседской верхушкой не очень хотелось, потому осталось лишь надеяться на былую память Перечного.
— Не в моем возрасте оправдываются, Лотос. Я даже перед Звездными предками оправдываться не собираюсь за свою жизнь.  — легкая усмешка, не укрывшаяся от разных глаз Лотоса, хотя, впрочем, тот не особо и скрывался пока что,  — А вот пояснить ситуацию могу. Если тело мне выдали крепкое, то дух в нем все больше теряет сноровку. Потерялся я, и проводить тебе так или иначе меня придется. Сам уже дорогу обратно найти не смогу, - мятный взор старого кота устремился прямо  в сторону желтого и зеленого у соседского глашатая. "Провоцирует," - в иной ситуации, не знай он о манере общения кота, пусть и в очень обобщенной форме, его ситуация бы начала раздражать с самого начала. И сейчас раздражает, но сейчас предупрежден - значит, вооружен до когтей и зубов, потому короткохвостый даже не дрогнул.
- Я и не предлагаю оправдываться перед абстрактным. Потерялся - намеренно ли пришел, в любом случае здесь тебе не место. Или тебе у своих настолько опостылело, что решил сбежать столь далеко, дерзко пересекая границу? - прохладным тоном проговорил Лотос, попытавшись с тем же тоном слегка удачно сострить, саркастично приподняв бровь. Про себя кот отметил, что старый на "абстрактное" может и разозлиться. Но кто Перечный такой, чтобы его осуждать за его взгляды? Сумрачный глашатай уже смирился с тем, что его отрицание принимают немногие, не впервой терпеть на себе непонимающие взоры.
- Но, скажу в свою защиту, что забрел я сюда скорее всего еще до расстановки меток. Может быть и после, но тогда не понятно, как меня не заметил ваш патруль. Брожу я давненько, еще до того, как лагеря просыпаются, - сказав свое слово, старейшина упал в сугроб, завозившись в нем. От него несло Гремящей Тропой, так что короткохвостый был только рад такому раскладу - грязнули не были в его почете. Даже чужие. Особенно чужие. Не исключено, что Перечный пересек границу еще до патруля, что утвердило в голове мысль о предложении усилить обходы границ, дабы такие ситуации не повторялись более. Лотос слегка брезгливо поморщился, прежде чем оторвать Перечного от столь увлекательного занятия и не высказать в ответ свое.
- Тогда, вероятно, тебя должны были уже хватиться. Не надо было забредать так далеко от своих, это чревато проблемами для всех. Позволь заранее уточнить - от границы до своего лагеря сможешь сам дойти, без дальнейшего сопровождения? Чисто убеждения ради, что ты случайно не вернешься обратно и разойдемся более-менее мирно. Конфликт сейчас не к месту совершенно, уж поверь, - серый глашатай фыркнул, но не торопил старого - любые следы его пребывания в этом месте должны быть стерты по максимуму, дабы никаких подозрений у соседей не возникало.
Мироздание, что с этим утром не так?

Отредактировано Лотос (Пятница, 15 марта, 2019г. 23:07:46)

Подпись автора

Две гребаных луны спустя...

× Kevin Macleod - Sneaky Snitch

Прошло какое-то время, прежде чем Перечный таки очистился от грязи с Гремящей тропы. Лотос не без поднимающегося внутри удовлетворения отметил, что по большей части то, что говорили ему о старике на совете, оказалось правдой. Прямолинейный, грубоватый, за словом в карман не лезет. Чем-то такое поведение даже импонировало серому глашатаю - с такого рода собеседником не соскучишься при всем желании. Хотя тут не шибко-то время для беседы, но чем не повод за время короткого разговора узнать о коте как можно больше. Истинная сила кроется в знании, и чем его больше - тем выше шансы уснуть ночью, пускай и ненадолго. Но много сна и не то чтобы сильно сдались короткохвостому - он старался бодрствовать как можно дольше, чтобы больше соответственно успеть. Сердобольные советовали ему отдыхать больше, но Лотос был непреклонен. Наотдыхается в загробном мире, там-то времени больше чем наверняка вдоволь на это дело.

С изучающе-недовольным видом осмотрев свою шерсть на предмет изъянов (такой подход не мог не вызвать одобрения глашатая Сумрака), Перечный внезапно улыбнулся в ответ на слова собеседника.

- О, поверь скорее они бы потребовали с вас выкуп, если бы вы меня взяли в плен, - сострил кот в ответ, поддерживая заданный Лотосом тон, - Но однообразие за сто шестьдесят одну луну действительно надоедает. Особенно когда последние лун шестьдесят вообще проводишь по большей части в лагере, где от тебя шарахаются, как от больного, - такой ответ не мог не вызвать у разноглазого вояки наспех скривленной улыбки, впрочем, тут же упрятанной обратно за маску холодной расчетливости. Последними словами тот фактически описал всю жизнь Лотоса. Но, по крайней мере, серый глашатай на это не жаловался - как привык, так теперь ему и все равно, что говорят или с чего шарахаются. Если сам короткохвостый знает, что он не болен - значит, он не болен, а что ему советуют те, кто никогда не учился на целителя - не важно. Не знаете и при этом не просят - не лезьте, пора бы уже давно это понять.

А вот на нотацию Лотоса Перечный уже встал в защитную позицию, а взгляд стал приобретать угрозу, от вида чего глашатай Сумрака заметно повеселел. Чувствуя стойкость внутри собеседника, сам Грозовой старик, тем не менее, как выясняется, столь же железной выдержкой не отличается, что сразу на предостережения, на которые самому серому коту дела большого нет, начинает раздражаться. Хотя, скорее всего, старость тоже не стоило списывать со счетов - будь мятноглазый кот помоложе душой, он бы наверняка подумал дать более категоричный и серьезный отпор, либо промолчать.Но тот сказал что сказал, и на его слова никакой реакции, кроме как усмешки в усы, он не получил.
- Какие мы нестойкие, однако, - Лотос многозначительно наклонил голову вбок, - сами же хвастались, что столь крепкие, сами же теперь жалуемся, что не можем своими четырьмя дойти обратно. И при том не вижу, чтобы ты запыхался, пока шел сюда, из чего следует, что пройти обратную дорогу ты в состоянии. Можно подумать, у меня нет занятий поважнее, чем таскать заблудившихся стариков от территории до территории, - с каменной мордой и безэмоциональным голосом констатировал глашатай, при этом отвечая взмахом хвоста на незримый жест собеседника, приглашающий начать движение по направлению к границе. Тем лучше: быстрее сбудет Перечного своим - быстрее сможет вернуться к своим обязанностям, кои никто не отменял при всем желании.

Два разных глаза серого кота внимательно следили за движением старейшины, чтобы тот не отставал или, упаси мироздание, застрял лапой в какой-нибудь кочке. Объяснять то, почему старик возвращается домой с переломанными костями не хотелось уж тем более. И тем не менее, Лотос держался от кота на безопасном расстоянии, не поддерживая того. Нет, конечно, если Перечному будет совсем худо, глашатай Сумрака обязательно предложит ему плечо в качестве точки опоры, но не более того, и не ранее, чем грозовой кот начнет припадать на какую-нибудь сторону, чего пока, на полпути к границе, не случилось.

Всю оставшуюся дорогу Лотос помалкивал, сосредоточенный на своей миссии, о которой его никто не просил, но приходится выполнять, раз уж так вышло.

------> Граница Гроза/Тени

Подпись автора

Главная поляна ----->

Чем дальше Птеролика отходила прочь от лагеря на подкашивающихся лапах, тем отчетливее чувствовала предательский ком, подступающий к горлу.
<Прочь, прочь отсюда...>
— Прочь.. — не своим голосом просипела Птеролика вслух, чувствуя этот надрыв. Последние выставленные барьеры между ней и окружающим миром, нещадно гнетущим её, стремительно разрушались. Она больше так не могла.
Когда кошка прошла несколько метров прочь от убежища воинов Теней, этот подкативший ком затаённых кошачьих слёз стал душить её, и она приоткрыла рот в немом, судорожном рыдании.

<Не придёт она..>
Её тошнило и потрясывало. Разум снова и снова прокручивал каждое едкое слово, каждый испепеляющий взгляд, каждый насмешливый и бессердечный, брошенные в её сторону, как в сторону не своей соплеменницы, а падали. Птеролика была в тот момент, заключающий развернувшееся представление в лагере, похожа на загнанного, разъярённого быка с её жалкими, уже даже не защитными, словами напоследок, обращёнными к племени.
Так последние капли невозмутимости, взращенные в воительнице с детства и спасающие её, стали рассыпаться на глазах, оставляя ей только уязвимый, болезненный, кровоточащий комок нервов.

Она начала сдаваться даже не в тот самый миг, когда языкатые соплеменники начали очередную травлю. А где-то на том моменте, когда она взглянула в неясные глаза Синички, которая так мечтала быть похожей не на неё, нет — на её сестру, Мерцающую Звезду, и вот теперь точно никогда не посмотрит на неё с уважением...  И когда она мельком, затравленно взглянула в лик своего отца и не заметила в нём никакого участия, только холод и даже обжигающую усмешку. А ведь она не меньше Мерцающей Звезды хотела стать для него идеалом!.. Ещё в детстве, не меньше неё хотела быть ему любимой дочкой... Ненужные сантименты, заткнутые куда-то вглубь души, уже, казалось, не имели давно никакого значения, но она всё думала и думала эти мрачные, убивающие мысли.
Боль, волнами разгоняющая по телу, толкала её дальше и дальше вперёд. Она в этой истерии скакала от картин прошлого, воспоминаний о смерти матери, пусть и обращающей больше внимания на Мерцающую Звезду, но всё ещё относящейся к Птеролике как к дочери, которой нужно тепло, от моментов потепления в отношениях с отцом, как ей казалось, до того, что происходило сейчас, до того несмываемого позора и травли, ледяных и колючих глаз каждого: Талого, Иголки, Кедровницы и прочих, равнодушных... В этой мрачной жизни, в которой она уже сейчас признала, как сильно ненавидит себя и не хочет видеть, ей не хотелось существовать, и ей не хотелось такой участи для своих детей.

Картинки, возникающие в голове, мучили Птеролику, душили её, тянули ко дну. Теперь она уже была похожа на маленькую Пташку в очередной отчаянной, искренней и болезненной истерике, которую так трудно прекратить.
<Не нужна больше никому... никому... и никогда не была,> — отчаянные, предательские мысли изничтожали её, выворачивали изнутри, сочетаясь с пронзающей время от времени болью. Боль в сердце хватала за живое не меньше. Мысли колебались от развернуться и вернуться и забиться в угол, до идти прочь куда глаза глядят и всё равно, кто ей встретится на пути. Чем дальше, тем невыносимее была задача.
Теперь ей казалось, что и тот кот с необыкновенным именем, в котором она видела своё спасение от одиночества, которому она посмела довериться впервые после истории с Аконитом, просто использовал её и оставил, погибнув, на растерзание дальнейшей судьбе. Это были жестокие и неправильные мысли, которые, непременно, уже завтра она расценила бы как болезный бред, но сейчас она думала и думала весь этот вихрь всеобъемлющего разрушения.

В какой-то момент, дойдя в своем шатком и мрачном пути, приправленной жгучей, невыцарапываемой (она даже пыталась сделать это) болью в груди, от которой было не избавиться, до небольшой открытой местности, она обессилела и, остановившись, тихо опустилась на траву и зажмурила глаза от душевной и физической боли, что наплывами сотрясала её существование.
— Ненавижу вас... — уже, казалось, не помня себя, сдавленно прошипела Птеролика, обращаясь не то к котятам, что так умудрялись замучить её своим существованием, ещё не появившись на свет, не то к соплеменникам, оставленным позади, не то к собственной семье. До ушей время от времени доносился шум с испокон веков ненавистной племенными котами гремящей тропы, превращаясь для неё в привычный, монотонный фон, и изредка сменяясь гулом в шах.

Чем дольше длилось это время, проведённое в на сей раз действительно уничтожающем одиночестве, тем необратимее Птеролика упиралась в роковую мысль. Заплетающийся, горячий в порывистости своей,  впервые спустя долгое время масочничества, голос в собственной голове не слушался её.
<Если никто не придёт, если она не придёт, они опоздают.. если не придёт, никто уже и не будет нужен...> — будь ты хоть тысячу раз кажущейся сильной и непреклонной, ранимости и желания простых жизненных вещей от срывающегося подсознания не скроешь. Но никто не приходил. Птеролика, чувствуя очередной наплыв боли, которая норовила в такой неподходящий момент свести с ума, сжалась сильнее, окончательно поддаваясь этому порыву. Ей было уже даже не по себе думать о том, что ей необходима помощь.

— Птеролика!
Едва услышав голос предводительницы, Птеролика рявкнула, чуть приподнимаясь и собирая остающиеся силы, скорее, чем успел полностью прозвучать её дальнейший вопрос:
— Убирайся, сестра! — кошка практически сплюнула это слово, которое могло бы стать для неё родным:
— Ты опоздала! — она всегда говорила с сестрой так зло и импульсивно, но теперь её рычащий, изменившийся после истерики до неузнаваемости голос звучал особенно дико. Теперь ей казалось, что и Мерцающей Звезде было глубоко наплевать на неё, как и всегда было, хотя надеялась кошка глубоко  в душе всегда на другое, и что та с лёгкостью дала ситуации накалиться, прежде чем явиться попробовать её исправить и как-то помочь Птеролике. Да, слишком поздно она спохватилась.. Всё предрешено... Птеролика была так жалка и импульсивна в этих мыслях!
И несмотря на те жестокие слова, что звучали из уст импульсивной синеглазой кошки даже в такой момент, нутро её отчаянно кричало о другом, когда она вперилась взглядом, направленным снизу вверх, на предводительницу:
<Не уходи! Скажи что-нибудь!>

И Мерцающая Звезда не ушла. Может, потому, что поняла этот взгляд... А может, просто потому, что благородство не позволит ей оставить беременную кошку одну здесь, то и дело сжимающуюся от боли.
— Знаешь, может, не стоит в следующий раз срамить все племя из-за каких-то трех малолунных котят? Ты сделала свой выбор, когда зачала своих, а теперь твоя обязанность нести ответственность за этот поступок, — Птеролика безумно горящими глазами посмотрела на неё, чувствуя, что ей слишком много есть, чего сказать, но этот огромный барьер между сестрами никогда не позволил бы ей выдать всё как есть на духу. Мерцающей Звезде НИКОГДА не понять её... И больше никому, никогда. Слова выпалились сами:
— Это то племя, в котором мне нужно жить! Это то племя, в котором будут жить мои дети!? — в сердцах заливалась кошка. Теперь казалось, что её не остановить.

— Разве нас не учили с детства быть сильными?
— Кто, Иней?! — её морду даже перекосило от того, что она почувствовала, произнеся это имя. Холодное, далёкое, жестокое. В глазах её сверкнуло что-то непередаваемо болезненное.
— Сильными... — Птеролика с болью осклабилась и как-то странно улыбнулась сама себе, тяжело дыша и снова медленно опускаясь на землю.
— А в чём сила? Неужели, сестра, ты думаешь, что она в том, чтобы каждый день противостоять тем, кто тебя окружает с каждым рассветом солнца, до конца своей никчёмной жизни? Я не хочу этого противостояния! Я хотела другого! Я больше не смогу... — оскорбления перестали литься из уст кошки, как это было на Главной поляне. У Птеролики больше не оставалось настолько лютой и свойственной сильной стороне её личности злобы.

Она замолчала, зажмурившись, как будто к её груди поднесли пламя, чтобы выжечь исполосованое сердце, а потом туманно и ошалело посмотрела куда-то за спину сестры:
— Когда-нибудь, эти коты, которых ты называешь котятами,  не дадут жизни и моим детям. Когда-нибудь одинокого полюбившего воина, который случайно найдёт в чужачке утешение, точно также сравняют с  болотом и никто не вступится за него, — почему-то больной, пульсирующий разум представил самого Талого в этой роли — сейчас из её уст это звучало даже как проклятье:
— Никто, случись беда, не заплачет по нему! Все поспешат забыть! В С Е! История повторится, и не раз. Неужели... я этого заслуживаю, — в полуутверждение, уже в каком-то бреду сокрушалась кошка. Она вспоминала, как трудно ей давались разговоры с соплеменниками, как нелегко было, оберегая собственную уязвимость, день за днём сталкиваться с уязвлениями других. И дело было уже далеко не только в Талом и прочих злых языках. Импульс имел характер куда более основательный, он тянулся из детства и всё большего замыкания в себе Птеролики. Он начинался с семьи. Всё, что воительница носила в себе, теперь сотрясало всё её существо в этом бешеном и неостановимом, одиноком срыве, сопряжённом с гнетущей болью и полыхнувшей с новой силой ненавистью к себе и окружающим.
— Что мне остаётся здесь ? У меня нет ни племени, ни любимого.. ни семьи. Мерцающая Звезда! Т Ы отняла её у меня, — вдруг подавленно и зло сказала кошка, и в следующий же миг она сама испугалась своих слов.

— Прости, я не так хотела сказать.. — мрачно и тихо, непривычно дрожащим голсоом проронила Птеролика, чувствуя, как спирает дыхание и подступает несравнимый в своей амплитуде с другими схватками прилив боли. Приоткрыв пасть, она хотела сказать что-то ещё, но вдруг тяжело завалилась на бок и протяжно простонала, сотрясаясь всем телом и нечётко вонзая когти в рыхлую землю. То, о чём она так боялась даже подумать, неспособная по ночам сомкнуть тревожных голубых глаз, было всё ближе. Нежеланные котята хотели появиться на свет.

Отредактировано Птеролика (Пятница, 24 июля, 2020г. 03:26:59)

Предводительнице могло казаться, что серая воительница уже завтра, как и обыкновенно, успокоится, возьмёт себя в лапы и забудет произошедшее, как страшный сон. Всё, что осталось ей — это поговорить и послушать этот болезный бред, что слетал с языка кошки, тормоза которой отказали и представили её перед сестрой как есть. А затем — вернуть сошедшую с верной дороги домой.
— Успокойся, Птеролика. Даже несмотря на то, что с тобой случилось, — Птеролика поморщилась, когда жестом Мерцающая Звезда напомнила ей о том, что сейчас сотрясало весь её организм.
— Племя Теней все еще является твоим домом.
Вздрогнув, кошка подняла на сестру тяжёлый взгляд, который с трудом возможно было выдержать. Столько чувств штормом плескалось в них в эту минуту.
— Я в Тёмном лесу отыскала бы лучший дом для себя, — проклятья не переставали литься из её уст. Её и правда было уже не остановить.

<Всё это я, я, я...> — едва слушала Птеролика сестру, блестящими от слёз и усталости глазами буравя её лик.
— Никто не просит тебя сражаться всю жизнь, но надо иметь голову на плечах, чтобы не ласкаться с первым встречным, потому как ты считаешь, что тебя никто не понимает!
Помнится, в этот момент Птеролика в последний раз зашипела, вздыбив взмокший от напряжения загривок.
— Ласкаться с первым встречным?! Ты ничего не знаешь о моём положении, сестра, — глаза её сверкнули невыразимой болью в этот момент: — Я впервые смогла.. полюбить после истории с Аконитом, — она больше не могла искать подходящих слов. Слова лились сами собой, даже то, что было труднее всего сказать вслух, быстрее, чем отуманенный разум успевал их обработать, как это бывает в тот момент, когда дети, копящие обиду на кого-то, и обещающие умереть с этой жестокой обидой, при первом же вопросе "что случилось?" раскалываются и вываливают на спросившего всё, что есть на душе.
Вот только всё-таки Птеролика не могла сказать всего. Даже в такой момент её держало что-то прямо за горло, и это ощущалось почти физически.

Сердце хотелось выцарапать из груди. Птеролика и правда в тот порыв была убеждена, что больше никто не взглянет на неё ни с уважением, ни с теплотой. И это причиняло ей изо дня в день сильнейшую боль. Равнодушие семьи не сделало лучше. Она даже подумала, что было бы легче, если бы тот же Иней возненавидел её... Но то, как он смотрел тогда, на Главной поляне, делало Птеролике больнее любого негативного чувства, которое, она была убеждена, она смогла бы стерпеть. Что угодно, только не безразличие.
— Ты видела, как они все смотрели на меня, Мерцающая Звезда? — лишь мрачно, риторически проронила тогда кошка, глядя на предводительницу снизу вверх. Следующий и последний её вопрос, в котором она не отдала себе отчёта, нашёл болезненный, даже пугающий отклик в душе сестры. Это было последнее, что успела заметить голубоглазая королева, глядя в светлые и почти потусторонние в этот миг глаза той, но уже не могла подумать об этом. Да, обстоятельства не давали ей времени тщательно и трезво подумать в эти моменты. Возможно, это было слишком опрометчиво со стороны судьбы.

— Птеролика? — сквозь странный гул продрался голос Мерцающей Звезды. Королева едва смогла сфокусировать взгляд на сестре. Всё вокруг расплывалось, и пепельная мысленно прощалась со своим телом. Оно как будто уже не принадлежало ей и не было ей нужно. В этот миг ей даже показалось, что ей всё равно, что сейчас она вытерпит или же пускай, что и не суждено, что вытерпит, любую боль.
<Всё равно...>
— Птеролика, дыши!
И всё-таки следующее, что она сделала, испугавшись, что ей не хватает воздуха — это послушно, отчаянно и часто задышала, вся сжалась и напряглась от чувства невыносимого растяжения внутри.
<Зачем я это делаю... Ради них? Зачем ради них?> — она чувствовала это движение внутри и понимала, что если она сейчас прекратит бороться, котята не смогут появиться на свет. Они погибнут здесь вместе с ней.
<Они не виноваты>.

Протяжные, бессильные, невыразимо страшные звуки издавала в эти моменты Птеролика. Изредка эти звуки прерывались на неконтролируемые крики. В какой-то момент, уставшая, воительница стала то закатывать, вся дрожа, голубые глаза, то зажмуривать их, тужась из последних сил. В этот момент на помощь приходила Мерцающая Звезда.
— Смотри на меня, смотри... Я здесь, слышишь? — и уже сдающаяся кошка всё-таки приоткрывала мутные глаза, не фокусируясь, но всё-таки глядя на предводительницу.
—  Знаю, ты не хочешь бороться, но сейчас самое время перехотеть.. — уговаривала кошка, но королева едва разобрала эту фразу.
— Птеролика, ты как? — кошка просто кивнула, жмурясь, давая понять что слышит сестру.
<Бороться...> — на деле же, только услышала она и просто решила для себя, что сестра ждёт от неё борьбы за котят. И она из всех сил делала это. В этот миг она правда старалась, не отдавая себе отчет в этих действиях. И пообещала себе, что это будет последним, что она сделает для Мерцающей Звезды и её Сумрачного племени. Если у неё получится.

Роды проходили действительно тяжело и болезненно. В эти минуты всё напряжение, весь ком нервов, что томился в груди королевы, вылился в около агонические потуги и испытание на прочность болевого порога кошки. С первенцем было труднее всего — много пришлось вытерпеть Птеролике, прежде чем она дала жизнь первому существу. Когти время от времени впивались в землю, будто это хоть как-то могло помочь. Присутствие сестры помогало не отстраняться от происходящего. Со следующим котёнком дело пошло легче, но всё существо кошки, казалось, изнемогало от боли и усталости. На третьем ей начало казаться, что она отключается, и что и здесь она просто сдастся и не доведёт борьбу до конца. У неё больше не оставалось сил на неё.
Но лапа сестры всё ещё лежала на животе, готовая помочь племянникам появиться на свет. И Птеролика тужилась, снова и снова, пока на этот жестокий свет не появился и третий котёнок. Кошка прерывисто задышала. В какой-то момент она затихла и закрыла глаза, если бы не слабое дыхание, выдающее в ней жизнь, похожая на покинувшую этот мир.

— Это.. Это всё... — едва слышно, заплетающимся языком пролепетала кошка. Но вскоре, вопреки ожиданиям, в животе вновь что-то зашевелилось. Кошка из-за всех сил напряглась в последний раз. Она чувствовала, что дело идёт уже не так тяжело.
<Если я дала жизнь тем котятам... Я должна постараться и для этого, для последнего. Это то единственное, то последнее, что я могу ещё сделать...>, — в этот раз она была уверена, что этот котёнок последний. И в своей навязчивой идее тоже. Когда последнее маленькое существо оказалось рядом с остальными комочками, её голова перестала метаться на тонкой напряжённой шее, и опустилась на траву. Тело всё ещё подрагивало.
— Мерцающая Звезда, — зачем-то тихо, переменившимся, как после непрерывной истерики, но уже успокоившимся голосом позвала воительница, едва придя в себя. Сама она не шелохнулась. Ей было страшно и пусто на душе в этот миг. От тела же, казалось, и осталась одна лишь только потерянная душа. Воительница не знала, хочет ли увидеть котят и не поднимала головы, чтобы сделать это. Но зачем-то позвала сестру, хлопочущую рядом.
Бока ее тяжело вздымались и опадали.

Отредактировано Птеролика (Воскресенье, 26 июля, 2020г. 05:07:55)

~начало игры и рождение ~
[indent]Теплота. Маленькое существо, ещё не появившееся на свет, не может ощутить что-то другое. И, уж тем более, осознать. Но по каким-то неведомым причинам, подвластным лишь законам природы, эта кроха чувствует: здесь хорошо. Она не понимает, здесь ― это где, однако, абсолютно точно покидать это место совсем не хочется. Даже не смотря на чьи-то чужие лапки, которые постоянно пихаются то в бок, то в спину, а иногда прилетает даже по макушке. Это всё равно не омрачит тех ощущений безопасности и комфорта. Когда-то потом, спустя много-много лун, это существо всё поймёт, узнает много тех вещей, которые сейчас ей вовсе не нужны. Тогда ему откроются тайны его появления на свет, но сейчас ― это так не важно.
[indent]Важно слышать чей-то далёкий голос, ласково зовущий тебя. К нему почему-то очень тянет, от его звуков твоё маленькое сердечко начинает биться ровнее, будто бы в такт с теми далёкими толчками, которые ты начала слышать когда-то давно. Возможно, потом ты узнаешь, что это ― сердце твоей матери, и поймёшь, почему иногда эти толчки то ускорялись, то почти затихали. А сейчас ты всего лишь борешься за свою маленькую жизнь, почти постоянно пытаясь справиться с частыми пихами в бок. Ещё не понимаешь, кто это делает, а уже хочешь пихнуть в ответ, да посильнее! С каждым днём в этом неведомом месте становилось всё теснее, а чужие удары ― больнее. Со временем ты окрепла и смогла сама отвечать на каждый толчок в бок. Очень часто после таких боёв с неизвестными лапками ты слышала тот самый далёкий и родной голос. Не понимая, что он значит, ты всё равно успокаивалась, ведь, кажется, его звуки убаюкивали.
[indent]Время неумолимо бежало. Какие-то силы будто бы твердили ― так продолжаться не может! Уже было так сложно умещаться в этом маленьком пространстве, но ты старалась изо всех сил, расчищая себе место поудобнее. Иногда получалось, иногда нет, но в остальном всё шло, как раньше...
Но в один момент ты ощутила сильнейший толчок, ранее невиданный. Это точно были не те лапки, с которыми тебе приходилось бороться. Будто всё это место, где ты жила всё это время, начало содрогаться. Сжавшись в комок, ты поначалу даже не пыталась бороться с ним. Было страшно и жутко некомфортно. Всё твоё нутро противилось этому, наоборот, пытаясь отыскать самое спокойное место, где эти жуткие толчки ощущались меньше всего. Ты ещё не знала, почему звуки маминого сердца выдавали бешеный ритм. И тут начался хаос. Теперь лапки, раньше пихавшие себя изредка, пинались с такой силой, что скрыться от неё было невозможно. Да и негде.
[indent]И тогда пришлось выбирать. Либо тебя отпинают будь здоров, либо ты начнёшь самостоятельно отвоёвывать свободное местечко. Пока твой организм разбирался с инстинктами, маленькое пространство начало не только сжиматься, но и проталкивать всех вас куда-то вперёд. Или назад? Или вбок?! Сориентироваться в этом хаосе было невозможно, но и возвращаться обратно, в тесноту, тоже не хотелось. Помогая себе всем своим слабым тельцем, ты продвигалась всё дальше и дальше, попутно отпинывая всех, кто мешал. Нет! Ты не останешься в этом, превратившимся в ужас, месте. Совсем не зная, что ждёт впереди, ты всё равно продолжала бороться.
[indent]Вспышка.
[indent]Что-то неприятное, холодное и колючее коснулось твоего тельца. Ты вновь сжалась, резко захотелось обратно, туда, где тепло, где ничего так не терзало твою нежную кожу. Вдруг в груди стало так сильно давить, что ты начала барахтаться. Нечто мокрое и скользкое касалось твоей спинки, а ты не понимала, как избавиться от давления в груди, которое становилось лишь сильнее. Как же холодно! Как же хочется вернуться в тепло! Ты уже жалела, что первой стремилась сюда. Это плохое место, оно уже не нравилось тебе, оно причиняло только неудобства и боль! Внезапно открыв рот, ты чуть не захлебнулась от ледяного воздуха, наполнившего твою грудную клетку. Стало ещё холоднее. Сделайте же что-нибудь! Но никто не помогал тебе, даже то ощущение прикосновения к твоей спине пропало. Где тепло? Лапки вовсе не слушались тебя, они не держали твоё тело. Ты даже не знала, что тебя окружает. Только сейчас начали доноситься какие-то странные и громкие звуки. Может, тебе туда? Отчаянно заработав лапками, ты пыталась продвинуться хоть немного, но тщетно. Слишком тяжело, будто сверху на тебя давили. А где же все те, кто пинал тебя? Теперь они тоже здесь? Или остались там, в тепле? А тебе одной бороться с этим холодом?
[indent]Несправедливо!
[indent]И тут какая-то сила подняла тебя. Протестуя, ты забарахтала лапками, но это осталось незамеченным. Снова ощутив под собой что-то твёрдое, ты удивилась. Тепло! Здесь тоже тепло, хоть и не так, как было раньше. Теперь ты сама придвинулась чуточку ближе к этому теплу и внезапно носиком уткнулась во что-то пушистое. А здесь спокойно и совсем-совсем не страшно! Неужели всё закончилось? Внезапно в твоём животике что-то сжалось. Будто не ты сама, а сами инстинкты помогли тебе отыскать нечто мягкое и приятное. Ухватившись ротиком за это, ты, наконец, справилась со странным ощущением в животе. Вкусно! И тут кто-то сзади попытался оттолкнуть тебя. Ну уж нет! Ты проделала такой большой путь и ни за что не уступишь! Яростно двинув лапкой, ты отпихнула этого наглеца. Теперь никто не мешает. Теперь тепло и спокойно.

начало игры.
[indent] Появление на свет новой жизни счастьем казалось лишь со стороны – для тех, кто, нетерпеливо поводя ушами, с интересом наблюдал за входом в детскую, во всю обсуждая событие за свежей дичью и ожидая первый котеночий писк сквозь едва шуршащую листву, не вдаваясь в подробности, будто считая, что маленькие кричащие комки шерсти появлялись из воздуха стараниями целителей и лишь посредственными усилиями матерей. Они во все пускали слухи, глядя на счастливые морды врачевателей и рожениц – не подозревая, что источником радости едва ли являлись котята – скорее, избавление – осознание, что роды, наконец, закончились.
[indent] Потому что для тех же, кто принимал в этом непосредственное участие, каждая секунда была почти пыткой.
[indent] Матери выли, стискивая палки зубами, уверенные, что следующие схватки уже не переживут – что таз разойдется в разные стороны, а кости треснут, не выдержав спазмов – и это будет кровавой данью за прихоть создания жизни; целители, унимая дрожащие лапы, считали секунды между волнообразными сокращениями, глядя на вздувшиеся, дрожавшие от усилий животы, готовые спасать котят – что могут легко умереть, не успев сделать ни вздоха – и матерей, что готовы отдать собственную душу в обмен на парочку новых.
[indent] Единственные искренне-радостные крики, не поддернутые пеленой усталого облегчения, услышать можно было от отцов и вовсю переживающих родственников – но их лишили даже этого.
[indent] Для него, едва рожденного, первым чувством был холод – и страх – инстинктивный и первобытный. Для него и всех тех котят, что родились сегодня, задолго до этого дня – и будут рождены после. Неприятный, жесткий язык, неумело и грубовато прошедшийся по нежной спине, не разгоняющий в момент заиндевевшую кровь в маленьком тельце, слишком привыкшему к уютному утробному теплу, дающий лишь отголоски того ощущения мгновением прикосновения – чтобы спустя миг вновь исчезнуть, оставляя вместо себя лишь отчаянные сожаления о прошедшем, лишь усугубляющее мучения. Ледяным огнем жгущий только раскрывшиеся легкие кислород – издевательский жидкий пламень, легкой рукой принимающий в уплату долга болезненный писк, но не дающий взамен ни капли того сладко обещанного тепла – равнодушный ростовщик, запустивший свой отсчет, считая по секундам набегающий процент.
[indent] Жесткий как терка язык сменили зубы – уже не так неприятно – а зубы наконец вновь сменило тепло.
[indent] Не такое как раньше – но лучше, чем ничего. Рыжий котенок инстинктивно потянулся к нему, надеясь вернуться обратно – туда, где было так приятно, где не нужно было бороться за эти жалкие крохи уюта, где не нужно было дышать, опаляя непривыкшие легкие – он, может, и не хотел совсем появляться на свет – но за него уже все решили. Тянется мордой, не осознавая собственных действий, потому что было заложено природой еще очень давно – и получает по ней мягкой маленькой лапой – несильно, но уверенно – потому что так тоже было заложено.
[indent] Тепла на всех уже может не хватить – и опоздавших в этой первой гонке быть не может. Только те, то выжил и те, кто – нет.
[indent] Он опаздывать не хочет – пинает в ответ, собираясь отобрать так приглянувшееся другому котенку место – но, чуть сам откатившись, в итоге находит свое, стремясь поджать под себя непослушные лапки, свернуться клубочком, вернуться в исходное положение – и одновременно не потерять вдруг разлившееся по всему телу тепло. Но всего, что хочешь, теперь уже не получишь – но он поймет это еще не скоро, пока упорно, глупо пытаясь совершить невозможное.

Отредактировано Осолапик (Воскресенье, 2 августа, 2020г. 07:31:20)

Удивительно, но в какой-то момент Птеролика тоже почувствовала холод, совсем как котёнок. Как только всё кончилось, ей даже захотелось, просто свернувшись в тугой клубок и окутавшись хвостом, забыть обо всём и уснуть. Но затишье предвещало бурю. Даже ветер, всколыхнувший шерсть Теневой воительницы, как будто обещал ливень.
— Она так похожа на тебя, Птер, — эти слова, прозвучавшие, когда в ушах кошки всё ещё стоял гул, и теперь не выходили из горячей головы уставшей королевы. Когда она позвала сестру и была приглашена той взглянуть на котят, ей вдруг показалось, что что-то с силой надавило ей на грудь.

<Птер..> — это звучало, как что-то из прошлого. Но в те моменты Птеролика так и не смогла понять, не смогла вспомнить, кто, когда и почему звал её так. Туманный разум пульсировал. Какое-то время лежа неподвижно, будто не слышала слов Мерцающей Звезды, кошка, казалось, размышляла о чём-то отстранённом. Мяуканье котят пугало её, а шею как будто парализовало: она всё никак не могла повернуться к детям. Разум рисовал разные страшные картины: она представляла себе, что не справилась, что родила что-то изуродованное и мерзкое, что-то, что она заслуживает теперь. Так ведь решило племя Теней.

Всю последнюю луну Птеролика время от времени забытой и загнанной тенью приходила к Тропе Двуногих. Казалось, она уже выучила эту дорогу до той степени, что без труда рассказала бы о каждом изгибе местной травы. Глядя вслед колёсам мчавшихся невесть куда и исчезающих за поворотом чудовищ, кошка, обуреваемая мыслями, раз за разом делала робкий шаг к краю, но, зажмурив глаза и чувствуя примерно тот же холод, что ощутила и на этот раз, неизменно останавливалась и разворачивалась, желая вернуться в тепло и обогреться во что бы то ни стало. Каждый день она всё-таки отчаянно надеялась, что завтра станет легче, что завтра она сможет вернуть если не волю к жизни после потерь, ранящих глубоко в сердце, то хотя бы любовь своего племени. Семьи. Что и говорить, даже о распрях с сестрой ей время от времени не хотелось думать. Она много раз репетировала, оставаясь одной: как однажды она осмелится и явится прямо в палатку Мерцающей Звезды, игнорируя претензии Орлана, и скажет сестре всё-всё то, что чувствует, как извинится за всё и попросит её помощи в это непростое для себя время.
Одиночество давно уже разрушало кошку.

<Ничего не изменится. Я должна помнить об этом... Эта боль не отпустит, никогда больше. Следовало сделать всё раньше>, — всё думал и думал этот дьявольский разум, пока шея наконец медленно выпрямлялась, чтобы Птеролика смогла взглянуть на котят, жмущихся к её боку. Великое Звёздное племя, они жались к ней так, будто всем сердцем желали стать для матери последним утешением!
И в какой-то момент они стали. В глазах кошки, сквозь туман разглядывающей потомство, сверкнула ласковая грусть, и они потемнели. Слезящиеся, они были похожи в этот момент на два лунных стёклышка.

<Нельзя откладывать.. Ещё пару минут с ними — и я не смогу>, — зловеще предупреждало сознание. Плечо дёрнулось само по себе.
И вот наконец взгляд остановился на кошечке, которая и правда очень напоминала маленькую Пташку. Этого Птеролика не смогла вынести. Буря мрачных мыслей, порвав платину, ворвалась в её сознание. Прежде чем резко вскочить, отнимая у котят пристанище, воительница зажмурилась и подумала <я уже всё решила! НЕТ! ХВАТИТ!>
Теперь и правда было время. Это был её последний отчаянный аккорд. Последняя проделка безумной упрямости, и в то же время жгучего страха и тошнотворной надежды. Искусственный свет полоснул по Тропе. Поблизости раздалось предупреждающее гудение, по земле пошла зловещая вибрация. Пора. В какой-то момент голова опустела, живот опоясал страх. Но вот ещё мысль:

<Никому не будет дела. Не будет слёз. Не будет обсуждений. Плевать уже на всё!>
— Я  в с ё  р е ш и л а! Я всё уже решила! — сверкнув, казалось, обезумевшими идеей глазами, рычащим, переменившимся голосом мяукнула напоследок Птеролика, вздыбив загривок и попятившись назад. Какое-то время, кажется, пару мгновений, мрачно и теперь уже, казалось, безболезненно глядя в глаза Мерцающей Звезды, но не решаясь опустить взор ниже, на беспомощно копошащихся детей, она вдруг резко развернулась и неуловимой молнией помчалась к Тропе. Помчалась наперерез несущемуся по своим, одному ему ведомым делам чудовищу Двуногих.
Сердце, отчаянно колотящееся, гулко передавало свою последнюю волю к жизни в отчаянную голову. Чувствуя жгучую боль в груди, перед ужасным столкновением Птеролика инстинктивно зажмурила глаза, не чувствуя заплетающихся лап, несущих её навстречу к гибели.

В какой-то момент инстинкт самосохранения стал молить её остановиться, но лапы уже не могли этого сделать. Скорость была набрана. Решение было принято.

Отредактировано Птеролика (Четверг, 6 августа, 2020г. 04:33:03)